Где-то в середине весны, когда облака, словно уставшие путники, которые ищут место для ночлега, опускаются к самой кромке веселого зеленого покрывала земли, только очнувшейся от холодов, художник Шерсть уходит из дома.
В старом плаще, черной, дырявой от времени шляпе, с огромной сумкой, содержащей в своих глубинах моток веревки, огромный вязаный платок, старую железную пуговицу и порошок из перетертых зимних сумерек он отправляется за город, туда, где в это время года чаще всего ночуют облака.
Бывает так, что он уходит на несколько дней. Рассказывают, что по возвращении — молчаливый и голодный, он запросто проглатывает недельную порцию супа и надолго засыпает, совершенно забыв о смене обуви, чистой одежде, ванной комнате и простых правилах гигиены. В его сумке все это время что-то копошится, но никто и никогда не рисковал в нее заглянуть самостоятельно.
Старые знакомые художника говорят, что он уходит на охоту. Один-одинешенек, блуждая среди тумана и сбивая самого себя с тропы частыми оборотами на собственных пятках, он прилагает все усилия для того, чтобы утонуть в грезах притомившегося неба и отыскать один забытый перекресток, который в обычное время не сыщешь ни на карте, ни в памяти, ни во сне. Там, на перепутье, находится кладбище, по которому, со слов Шерсти, бродят загадочные тени.
Эти тени полны скорби. Печальные и медленные они скользят одна вокруг другой в дивном танце, под аккомпанемент мелодии, слышимой только для них. Пугливые – они могут исчезнуть с неосторожным появлением чужака, и тогда Шерсть возвращается домой с пустой котомкой. Его небольшая приманка – порошок из сумерек, может выманить только лишь самую неопытную из них, да и то — на короткое время. Видимо, самая любопытная — тень выходит на его странный запах. Медленно отдаляясь от своего укрытия, она тянется к инею, рассыпанному художником по траве. И, как только она приближается к засаде Маэстро на расстояние, равное одному перелету металлической пуговицы, он совершает бросок, точности которого могли бы позавидовать лучшие метатели пуговиц от Анд до Великой Китайской Стены. Сверкающая и звенящая в воздухе, пуговица погружается в вязкую тень, и тонет. Слишком тяжелая для совершения побега, она приковывает несчастную к месту, где та была застигнута врасплох. Шерсть, ни теряя ни минуты, накидывает на нее платок, сворачивает в тугой узел и складывает в свою сумку. Дело сделано. Художник возвращается домой.
Говорят, что искусство выделки теней высоко ценится галерейщиками всего мира, и что Шерсть — один из самых известных мастеров-охотников за редчайшими экспонатами. Те же самые знакомые художника говорили, что видели одну из его работ в закрытом ныне на реставрацию зале Эрмитажа, а кто-то показывал фото, на котором была запечатлена тень, выставлявшаяся в Лувре. Искусно украшенная хрустальными звездами, с приклеенными, вместо глаз, аметистами; сверкающая белыми зубами топазов, она была натянута на крест невероятной высоты и напоминала собой гигантское распятие. Табличка, расположенная у самых ее ног, сообщала:
«L’ombre du Banquier heureux — le Roi de la Terre et Messieurs des Boutiquiers»*
_________________
* «Тень счастливого Банкира – Царя Земли и Господа Лавочников». Позже выяснилось, что эта надпись была результатом варварской выходки малограмотного русского парикмахера, орудовавшего гвоздем (замечание Переводчика)