Разговор начался банально — с собак. Минц с Удаловым сидели на лавочке у дома №16, чувствуя себя старичками, хотя, конечно, в душе ими не были. И смотрели, как внучка Ложкина Дашенька, приехавшая в Гусляр на каникулы, гуляла со своей стройной, поджарой, почти породистой собачкой и вся была под стать ей — поджарая, стройная, почти породистая.
— Любопытно, — сказал профессор, — каков механизм подбора людьми собак?
Удалов, который понимал Льва Христофоровича с полуслова, возразил:
— Но, может, это собаки подбирают себе хозяев, похожих на них?
Так как разговор происходил в сентябре и окна были открыты, с первого этажа откликнулся Грубин:
— Я думаю, что собаке и хозяину надо пожить вместе, тогда они становятся на одно лицо.
Спорить с Грубиным не стали. Тем более что в подтверждение общих мыслей из-за угла вышел хулиган Корочкин, крутой качок, как называла его с придыханием Дашенька, мелкий рэкетир и террорист, который недавно приобрел в области за баксы настоящего бультерьера — существо, более всего похожее на большую жирную корявую крысу. Говорили, что Корочкин, известный в уголовном мире Великого Гусляра под кликухой Крыс, в память о популярном в детстве мультфильме, ходит со своим будем на операции и тот уже задушил двух или трех лоточников. Может, и не в самом Гусляре, но на станции или в Потьме. В любом случае хозяин и собака были похожи, и, только когда они прошли, пугнув по пути Дашеньку Ложкину, Удалов несмело произнес вслед кожаной спине Корочкина:
— При взгляде на собаку понимаешь суть хозяина. А вы говорили!..
Удалов ждал возражений, но не дождался. Через некоторое время Грубин сказал из открытого окна:
— Это даже неплохо.
Удалов, который прожил с Грубиным больше двадцати лет в одном доме, все понял и возразил:
— В тех случаях, когда облик соответствует содержанию, собака может многое поведать о своем хозяине. Но бывает множество исключений. Идет болонка, ведет болонку, а внутри бульдог-душитель.
Все помолчали.
На втором этаже открылось окно, и старик Ложкин позвал:
— Даша, ужинать пора.
Даша застучала каблучками, собака — коготками. И скрылись в подъезде за хлопнувшей дверью. Ложкин сказал:
— Главная беда человечества — несовпадение облика и содержания.
Значит, он весь разговор о собаках слышал.
— Я сейчас по телевизору министра слушал, не буду называть его фамилии. Он врет, улыбается, дикторшу по заднице гладит, а я знаю — врет!
— Ну уж и гладит! — засмеялся Грубин.
— Морально гладит. А она хвостиком виляет.
— Он, наверное, сам себя со стороны не видит, — сказал Удалов. — Это часто бывает с людьми. Даже удивляешься порой — ну как же ты не видишь, что ты скотина!
— А что делать? — спросил напряженно молчавший Минц, что свидетельствовало о бурной работе его мысли. — Как открыть истинное лицо? По собаке?
— Чудесная мысль! — донесся сверху голос Ложкина. — Вижу волкодава — и сразу владельца в тюрягу!
— Я же не о действиях, — возразил Минц. — Я хотел обратить ваше внимание на неточность выводов, которые можно сделать из нашего наблюдения. Не раз человечество пыталось найти способ определить наклонности и способности человека по формальным признакам. Одни искали преступников по форме черепа, другие — гениев по почерку, третьи определяли характер с помощью звезд.
— Хорошо вам говорить, ученым, — откликнулся Ложкин. Сказал он так, чтобы его опровергли, потому что считал себя человекам грамотным и в свое время, пока еще перо рука держала, сочинил немало кляуз в журнал «Знание — сила». Даже печатали их порой.
Но никто Ложкина не опроверг, никто не закричал: «Ты у нас первый ученый, дедушка Николай!»
— Конечно, — сказал Удалов, — легко было бы жить, если бы каждому человеку выдать по лицу, которое бы соответствовало его поступкам и душевному состоянию. Посмотрел на человека — и сразу на другую сторону улицы. Потому что видишь не лицо, а убийственную рожу.
— Интересная задача, — задумчиво произнес Минц. Словно задачу эту задали ему и он готовился ее разрешить.
— А как этого добьешься? — подумал вслух Грубин, который и сам был не последним изобретателем.
— Впрыснуть! — не выдержал Ложкин. — Каждому впрыснуть средство от лжи. А то идет, видите ли, улыбается, красавчик! А сам только что тетеньку задушил.
— Не получится, — сказал Минц, подумавши. — Люди куда сложнее, чем вам кажется. Человек — это целый мир. Он может быть сейчас грабителем, а через полчаса вытащит ребенка из проруби или в горящую избу войдет.
— Но все равно, — подзуживал соседа Удалов, который подумал, как будет славно, если он придет домой, а у Ксении все на лице написано и не надо гадать. Успеешь принять меры против семейного конфликта. — Эта задача по плечу только гению.
— Если вы имеете в виду меня, то я не претендую на уникальность, — скромно возразил Лев Христофорович. — Я всегда с благодарностью вспоминаю своих учителей — Ньютона и Эйнштейна.
— Их с нами нет, — сказал Грубин.
— В самом деле? — рассеянно спросил Минц и, неожиданно поднявшись, быстрыми шагами пошел в подъезд, к себе. Думать. Творить. Пробовать. На горе или на счастье человечества.
Дня три Минца никто не видел. Соседи, зная о том, какие научные «запои» бывают у профессора, ставили у двери молоко, хлеб и пепси-колу. Минц инстинктивно отворял дверь и брал приношения. Не замечая этого.
На четвертый день веселый Минц с утра включил оживленную музыку Гайдна, отворил окно, потопал немного, изображая зарядку, выпил принесенное Ксенией молоко, а потом отправился к Удалову. Корнелий только что вышел из ванной, побритый и добрый.
— Корнелий, кажется, я решил проблему, — сказал Минц.
— Истинной рожи? — догадался Удалов.
— Или истинного лица.
— Вы проходите, проходите. Ксюша, принесешь каши Льву Христофоровичу?
— Несу! — откликнулась Ксения. — Вам с молочком или с вареньем?
— С медом, — ответил профессор и продолжал, обращаясь к Удалову: — Мы с вами пошли по неправильному пути. По пути, лишенному парадоксов. Мы хотим увидеть истинное лицо человека. Но зачем?
— Чтобы он стал лучше, — без запинки ответил Удалов. — Или чтобы задержать его и сдать в милицию.
— Именно твой первый ответ, Корнелий, меня порадовал. А второй огорчил. Мы хотим увидеть истинное лицо человека, чтобы уменьшить на планете число преступлений и злых дел, изжить несправедливость и жестокость. А для этого надо, чтобы человек увидел самого себя!
— Не понимаю, — сказал Удалов.
Минц не спеша поскреб ложкой по тарелке, собрал с каши мед и сунул в рот.
— А когда человек увидит собственное лицо таким, каков есть его внутренний облик, он ужаснется и скажет: что я наделал! Каждый из нас живет с самим собой, и воспитание человечества я переношу на индивидуальный уровень.
Удалов ничего не понимал.
— Сиди здесь, я тебя позову, — приказал Минц.
Он поднялся из-за стола, подошел к платяному шкафу, узкая створка которого была зеркальной, вынул из кармана пузырек с какой-то мазью и ватку. И, потряхивая пузырьком, чтобы мазь попадала на ватку, он стал возить ваткой по зеркалу.
Когда работа была завершена, Минц сказал:
— Теперь подождем, пока просохнет.
Удалов сделал вид, что ничему не удивляется, хотя не переставал удивляться гениальности Минца, и принялся за чай.
Но не успели они допить чай, как Лев Христофорович, кинув взгляд на зеркало, произнес:
— Ну вот, все готово.
— Что готово?
— Истина, Корнелий. Подойди к зеркалу.
Корнелий послушно поднялся и подошел к зеркалу. И ничего особенного не увидел. Полчаса назад это же лицо он лицезрел в ванной, в тамошнее зеркало.
— Ничего особенного не вижу, — сообщил он. — Наверное, эксперимент провалился.
— Что и следовало доказать! — ответил профессор. — Потому что ты, Удалов, полностью соответствуешь сейчас своему внутреннему содержанию.
— А что дальше?
— Дальше я хотел тебе сказать, что видел вчера на улице Батыева. Вернулся он к нам в Гусляр, ходят слухи, что назначат его главгором вместо Коли Белосельского.
— Что?! — воскликнул Удалов. — Не может быть!
— Посмотри на себя в зеркало! — приказал Минц.
Удалов обернулся к зеркалу и был поражен тем, что из зеркала на него глядело странное животное, похожее во многом на Удалова — например, лысиной и цветом венчика волос вокруг лысины. Но уши его стояли высоко, на лице почему-то росла шерсть, верхняя губа была раздвоена — Удалов увидел себя в образе зайца, правда, зубы у зайца были хищные, оскаленные, и это нарушало полноту образа.
— Кто это? — спросил Удалов.
— Кто это? — откликнулся зверь в зеркале.
— Это ты сам, Корнелий, — ответил Минц. — Это твоя истинная сущность на настоящий момент. Мое сообщение о Батыеве испугало тебя, превратило внутри в дрожащего зайчишку, а все сильное в тебе сконцентрировалось в зубах, так что получился заяц, который будет кусаться до последнего патрона.
— Это я?
Но на вопрос Корнелия и не стоило отвечать, потому что изображение зайца на глазах расплывалось, возвращаясь к привычному образу Корнелия Удалова.
— А теперь сам покажись, — попросил Удалов профессора. Ему нужно было время, чтобы осознать величие изобретения.
Минц безропотно подошел к зеркалу.
Корнелий увидел Минца. Но вокруг его головы сияли яркие лучи, отчего в комнате Зазеркалья было куда светлее, чем в комнате Удалова.
— А это что? — спросил Удалов.
— Думаю, что отблеск моей гениальности, — сказал профессор и начал в зеркале надуваться, превращаясь в гигантский воздушный шар, и даже стал покачиваться, намереваясь оторваться от земли.
— Высокого мнения о себе? — спросил Удалов, догадавшийся о причине метаморфозы.
— В сущности, я ничего особенного не изобрел, — быстро ответил профессор и принял первоначальный вид. Даже нимб вокруг его головы потускнел.
— Спасибо, Лев Христофорович, — сказал тогда Удалов. — Я думаю, что человечество отныне начнет новую жизнь. У вас найдется еще мазь?
— Я хочу сделать ее побольше. Чем больше истинных зеркал, тем выше моральный облик жителей города.
И с этими словами профессор помазал зеркало в ванной, трюмо в спальне и еще зеркало в прихожей.
Когда он возвратился в комнату, друзья принялись обсуждать возможности великого изобретения.
— Надо в общественных местах намазать, — подумал вслух Удалов.
— В общественных местах у нас зеркал нету, — усомнился Минц. — Трудно отыскать такое, чтобы все в него смотрели.
— А что, если установить? — спросил Удалов. — Ты пришел куда-нибудь, допустим, на собрание пенсионеров, посмотрись сначала в зеркало. Если увидел что-то непотребное, поворачивай и иди домой, не порти людям настроение. Пусть везде будут зеркала!
И тут из ванной донесся дикий крик.
Кинувшись туда, мужчины столкнулись в дверях с Ксенией Удаловой. Она была бледна как мел, руки ее тряслись, а сама она старалась через плечо показать на зеркало, висевшее в ванной.
— Там… — бормотала несчастная женщина. — Там чудовище…
Удалов все понял.
— О чем ты думала, когда в зеркало смотрела?
— Я… Да я ни о чем не думаю, когда в зеркало смотрюсь! — Ксения нервным движением поправила упавшую прядь волос.
— А сейчас думала?..
— Ну только об этой…
— О ком?
— О Ванде, вот о ком! Вчера к ним аргентинскую индюшатину привезли, дешевую, под соусом. Она мне оставила? Нет, ты мне скажи, почему она мне не оставила?
— Все ясно, — сказал Удалов. — Работает наше изобретение.
И он рассказал пораженной Ксении о волшебной мази.
Ксения встретила известие с искренним восторгом. Правда, восторг был эгоистического свойства. Суть его сводилась к фразе: «Вот теперь я их всех выведу на чистую воду!»
Николай Белосельский использовал изобретение практически. Во-первых, приказал милиции установить зеркала на автобусной станции, в ресторане «Золотой Гусь» и у входа в парк культуры. Возле зеркал распорядился поставить милиционеров с записными книжками, которые должны были фиксировать особо неприятные отражения. Милиционеры, конечно же, поставили еще одно зеркало у себя в отделении, а Белосельский — на столе в приемной, так что в ближайшие два дня раскрылось множество преступлений, дурных замыслов и планов.
На третий день обычный поток посетителей к Белосельскому иссяк. Оказалось, что людям не так уж и приятно оглядываться на зеркало, которое строит тебе рожи.
Кризис наступил, когда к Белосельскому пришла Маша Дюшина, человек тихий, невзрачный и безвредный. Она просила помочь с пособием ей как материодиночке, а Белосельский, прежде чем начать беседу, нажал на кнопку, связался с секретаршей, и та сказала условным шифром:
— Катастрофа!
Это означало крайнюю степень озверелости на лице Маши Дюшиной.
Так что, руководствуясь объективным средством заглядывания в душу, Белосельский сразу внутренне сжался, готовясь отказать женщине. На все его вопросы Маша отвечала робко, ласково и беззлобно. Но Белосельский понимал, что имеет дело с крайне хитрой и замкнутой стервой. Отказав, он проводил плачущую Дюшину до приемной и поглядел, что же отразится в зеркале.
В зеркале отразилось существо махонькое, бабочка с обломанными крыльями, которая беспомощно ползла по лужайке…
— Стойте! — вскричал Белосельский, понимая, что трагически ошибся.
И в этот момент картинка в зеркале изменилась. Страшное лицо женщины-убийцы заняло все зеркало.
— Стой! — повторил Белосельский. Но уже другим тоном: — О чем вы сейчас подумали?
— Я их ненавижу, — произнесла Маша Дюшина, — я их всех перебить готова. — И она показала на таракана, который мирно полз по плинтусу.
Тогда Белосельский пригласил Дюшину снова в кабинет, выписал ей чек на материальную помощь, а сам задумался. И понял, что к изобретению Минца следует относиться с осторожностью. Не исключено, что в городе из-за этого могут произойти трагические ошибки и неприятные недоразумения.
Сам он попросил секретаршу зеркало убрать, а после работы подъехал к своему приятелю, семью которого любил за уют и взаимную любовь.
Когда он вошел в дом к приятелю, то увидел, что зеркало в прихожей разбито, а осколки его сметены в угол.
— Здравствуй, — сказал Белосельский, делая вид, что не заметил погрома. — А Белла где?
— А Белла твоей милостью уехала к маме, — ответил его приятель.
— Что такое?
— Она в зеркало заглянула, когда я брился и думал о палестинских экстремистах, которые вчера самолет с заложниками захватили.
— И что?
— Она сказала, что с убийцей жить не может.
— А кто зеркало в гостиной разбил? — спросил Белосельский, входя в комнату.
— А это уже сегодня утром, — ответил приятель. — Она собиралась к маме, а телевизор был включен. Там в сериале этот самый играл… усатый Педро!
— И что?
— Я смотрю, а она в зеркале уже голая и к кровати бежит. Тогда я ей и сказал, что она правильно делает, что к маме уезжает.
К рассвету четвертого дня все зеркала в Великом Гусляре были разбиты. Даже в милиции — с помощью кулака начальника отделения майора Пронина, увидевшего себя при входе в отделение в тот момент, когда переживал за судьбу футбольной команды «Гусляр», которой грозил переход в нижнюю областную лигу.
Минц так сказал Удалову, когда они обсуждали эту проблему:
— Само мое изобретение гениально. Но оно не учитывает того, что человек внутренне может реагировать на события неадекватно. Он может показаться страшилищем, хотя подумал всего-навсего о соседской собаке, которая лает во дворе, и равнодушно отнестись к землетрясению в соседнем городе, из-за чего тот провалился под землю. Понимаешь?
— Что же делать?
— Передать зеркала следователям с предупреждением быть осторожными.
— А в городе?
— В городе мы придумаем что-нибудь другое.
Удалов вернулся к себе. У него, конечно же, тоже все зеркала были разбиты: большое — сыном Максимом, а туалетное — Ксенией.
Но тут Удалов вспомнил, что в чулане должно оставаться старое зеркало, намазанное профессором Минцем на всякий случай.
Он открыл чулан. Там было пыльно и пусто. Лишь низкое рычание донеслось из того угла, где стояло на полу, прислоненное к стене, зеркало. Удалов прищурился, приглядываясь к полутьме, и не мог не рассмеяться.
Перед зеркалом сидел кот Васька. У его ног лежала придушенная мышь.
В зеркале отражался могучий бенгальский тигр, а у его ног лежала дрожащая Ксения Удалова с половой щеткой в руке.
Отражение Рожи — Кир Булычев 1994 г.
*
Сканировал Алекс Шап